Нынешняя кремлевская исламская политика ведет к отчуждению от России не только внешнего исламского мира, но и своих собственных мусульман, что чревато для страны геополитической катастрофой.
Вкратце суть этой политики заключается в подавлении Кремлем исламской уммы на подконтрольных ему территориях — в России или странах СНГ — и в попытках навязать ее представителям идейные химеры вроде так называемого «традиционного ислама», оборачивающиеся отчуждением от власти мусульманского сообщества.
Очевидно, что рано или поздно эта политика обречена на провал, причем, что называется, с треском. Но что могло бы быть альтернативой ей для свободной России, которая рано или поздно избавится от нынешнего режима и обретет мыслящую политическую элиту?
Прежде всего, надо понять, что в современном мире выигрывает не только и не столько тот, у кого есть грубая сила и кто делает на нее ставку, но тот, кто, опираясь на реальные ресурсы и возможности, работает с помощью т.н. «мягкой силы» («soft-power»).
Мягкая, или гибкая сила предполагает не подавление неизбежных исторических трендов (процессов), но способность мыслить и играть на опережение, формулировать и задавать новые тренды, генерировать дискурсы и субъектные группы, могущие быть их основой. Такая политика предполагает, прежде всего, высочайшее интеллектуальное качество как самих ее стратегов, так и их контрагентов и партнеров, на которых они опираются, что совершенно естественно: чем сложнее игра, тем более высокими являются требования к ведущим ее игрокам.
Это означает, что в рамках политики гибкой силы ключевое значение имеет кадровая составляющая, потому что борьба за лидерство будущего в этой парадигме предполагает борьбу не только за доступ к минерально-сырьевым ресурсам, плодородной земле и питьевой воде, но и за качественные человеческие ресурсы, способные все это обеспечить и использовать. Поэтому показателем состояния страны и обоснованности ее геополитических амбиций являются не столько наличные природные или военные ресурсы, которыми она может располагать «по инерции», а уровень ее специалистов в стратегически важных для национальной безопасности и развития сферах.
Исламская политика в России является общей частью политического планирования и развития. А как у нас с этим обстоят дела? Любой желающий может проверить это сам, проведя небольшое исследование, которое провел автор этих строк. Например, поискать, какие гранты на серьезные политические исследования или стипендии для обучения по политическим специальностям можно найти в тех или иных странах. В России автору, кандидату наук, не удалось найти ничего, в континентальной Европе превалируют в основном гранты на технические исследования и программы, в развивающихся странах – они же плюс языковые. А вот по тому, какое количество грантов на политические исследования и программы обучения дается в англоязычных странах, можно легко понять, кто и почему до сих пор доминирует в мире. Равно как и по содержанию этих образовательных и исследовательских программ в том, что касается ислама и мусульман в крупнейших западных университетах.
После этого легко понять, почему в России отсутствует полноценная политическая, в том числе экспертная, элита (хотя есть те или иные выдающиеся эксперты, как правило, учившиеся или стажировавшиеся на Западе), и почему настолько провальна и топорна российская исламская политика.
В постсоветской России единственным экспертным политическим проектом серьезного уровня был проект «русского ислама» Сергея Градировского, связанного с группой методологов Щедровицкого, одной из действительно интересных отечественных интеллектуальных школ. Для внесения ясности следует отметить, что автор этих строк, будучи одним из основателей первого в стране русского мусульманского сообщества (НОРМ), не только не был причастен к проекту Градировского, но и находился в сложных отношениях с некоторыми из его участников. Тем не менее, я должен признать, что хотя этот проект, предложенный государству, и не получил никакого развития в отличие от развивавшегося снизу проекта НОРМ, проект Градировского был единственной инициативой подобного рода в государственном масштабе, которая ложилась в логику политики «soft-power».
Собственно, это и была скорее инициатива, чем проект – понимание, предложенное государству, что Россия должна создавать и растить свою полноценную исламскую элиту, генерировать исламские проекты в мире, а не противопоставлять себя им, задавать в исламском мире тренды и вкладываться в развитие кадров, способных это делать. Весь «проект», в общем-то, и был только об этом, дальше обсуждения этой самой общей идеи он никуда не пошел, но этого хватило, чтобы мобилизовать против него все исламофобское лобби и заставить его автора, интересного политолога, отнюдь не мусульманина Градировского забросить его.
Что же предлагали и сумели продавить в качестве альтернативы новаторскому подходу Градировского «исламоведы в штатском»? По сути, ту самую топорную политику изоляции российских мусульман от всемирной исламской уммы.
Идеалом мусульманина, которого хотели бы видеть в России кондовые государственники, было выбрано знаменитое изречение казенного христианизатора мусульман Николая Ильминского: «Для нас вот что подходящее было бы, чтобы инородец в русском разговоре путался и краснел, писал бы по-русски с порядочным количеством ошибок, трусил бы не только губернаторов, но и всякого столоначальника». Как следствие – вся внутренняя исламская российская политика с тех пор представляет собой последовательную игру на понижение уровня российских мусульман.
Если еще в 2006 году были возможны такие проекты как «Российское Исламское Наследие», а Вячеслав Сурков встречался с делегацией неформальных исламских лидеров и обсуждал с ними возможности создания российского исламского движения (идея которого также была убита на стадии аппаратного согласования), то в 2010 году уже даже Равиль Гайнутдин становится слишком «одиозным» для Кремля, функционеры которого делают ставку на лидеров вроде Таджуддина и Хузина, воспринимающихся большинством образованных мусульман исключительно в качестве комедийных персонажей.
Монополией на представительство позиции российских мусульман в жестко контролируемом телевизионном эфире раньше обладал один-единственный Гейдар Джемаль. Что касается новой генерации российских суннитских интеллектуалов, таких как Абдулла Мухаметов или Руслан Курбанов, они не только не подпускаются к политической дискуссии серьезного уровня, но и при каждой возможности подвергаются шельмованию архитекторами государственной исламской политики.
Крайне ограниченное количество имеющихся в России исламских политических интеллектуалов, которых можно пересчитать по пальцам одной, максимум двух, рук, можно было бы использовать для формирования в будущем интеллектуального центра российского ислама, способного быть его представительством в мировом масштабе. Но вместо этого власть пытается последовательно нейтрализовать их потенциал, выставляя в качестве экспертов по исламу ангажированных исламофобов, в ряде случаев предельно некомпетентных ни в чем, кроме проведения грубых рейдерских операций.
Что же необходимо России для эффективной исламской политики? Делать все наоборот.
Во-первых, изменить формат государственной политики, отказавшись от классических методов охранки с жандармским контролем и провокациями в пользу политики «soft-power».
Во-вторых, сменить кураторов этой политики с жандармов и чиновников на интеллектуалов: стратегов и аналитиков, могущих понимать и формировать долгосрочные политические тренды в национальном и мировом масштабе.
В-третьих, взять за основу своей политики стремление влиять на исламский мир, используя российские исламские ресурсы, вместо того, чтобы пытаться оградить российских мусульман от его влияния, что в условиях глобализации и информационного общества обречено на провал.
В-четвертых, выращивать и рекрутировать российские исламские интеллектуальные и лидерские кадры, вести игру на повышение, а не на понижение их потенциала. Создать мозговой центр «русского ислама» (по Градировскому), способный быть всемирно признанной площадкой дискуссий с участием мировых авторитетов, таких как Тарик Рамадан и Хамза Юсуф, создать сеть образовательных и исследовательских центров и программ, в которых бы ковалась школа российской исламской мысли. Способствовать овладению этой школой мысли (надо подчеркнуть, что речь не может идти о каком-то искусственном российском исламе, но именно о российской школе исламской мысли) умами не только российских, но и европейских и иных мусульман, нейтрализуя тем самым деструктивные для общества идеи и настроения.
И, наконец, позволить российским мусульманам иметь внутри России все, что им нужно, чтобы чувствовать в ней себя комфортно: свободу исповедовать и проповедовать свою религию, создавать исламские воспитательные и образовательные учреждения, издательские дома и литературу, коммерческие предприятия, структуры социальной взаимопомощи и все остальное, что не посягает на конституционные принципы РФ и не несет в себе угрозу правам других граждан.
Пытаться административными методами решать за российских мусульман, какой ислам им исповедовать или нет, фактически ставя вне закона все признанные в исламском мире богословские школы и преследуя их последователей, – это путь в пропасть, причем, для самого государства. Единственный способ нейтрализовывать негативные последствия деятельности тех или иных течений для национальной безопасности заключается в наличии собственных авторитетных школ и мыслителей, способных блокировать их, оттеснив на периферию в естественной конкуренции.
Добиться этого можно только при ставке на повышение интеллектуального уровня. Но это возможно только в том случае, если от власти в стране будет оттеснена корпорация, которая последовательно работает на системную деградацию всего российского общества.
