Редакция портала « РУССКИЕ МУСУЛЬМАНЕ » взяла интервью у известного политолога и исламоведа, эксперта Российского совета по международным делам, обозревателя издания Al-Monitor Кирилла Семенова.
Даст Бог, брать развернутые интервью у русских мусульман, добившихся определенного статуса в общественной жизни, станет для нас доброй традицией.
— Ас-саляму алейкум уа рахматуллахи уа баракятух. Расскажите Вашу историю, как Вы пришли к Исламу? С чего начался Ваш поиск и что поставило точку в выборе? Рассматривали ли Вы иные религиозные традиции?
Уа алейкуму салям уа рахматуллахи уа баракятух. Мой путь в Ислам явился отражением моего духовного развития, когда на определённом жизненном этапе я осознал необходимость обратиться к своему Господу и Создателю. Как и многие люди, пришедшие к вере в постсоветское время из атеизма «советского образца», я также прошёл период агностицизма, когда уже проявилось осознание того, что у всего сущего есть Создатель, и вселенная, жизнь, всё, что нас окружает, это не просто стечение обстоятельств или «природа создала». Но ещё не было понимания того, что Всевышний не просто Творец-Демиург, не участвующий в делах своих творений, но ещё и Господин миров, который управляет своими созданиями. Далеко не сразу была осознана необходимость обращения к Господу, необходимость нахождение с Ним в постоянном контакте, через молитвы и иные формы поклонения. А то, что у меня светская семья, дало мне некоторую свободу в выборе религии. При этом, сперва, меня привлекали различные «мёртвые религии», например, зороастризм. Но это было скорее просто увлечение, ведь я также увлекался и иными древними религиями: древнеегипетской, митраизмом, культами периода диадохов и эллинизма. Это мне, кстати, в последствие дало возможность лучше понять основы пост-никейского христианства, которое заимствовало многие черты тех или иных древних культов.
Но первый шаг из агностицизма все-таки я сделал именно в направлении православного христианства, так как именно эта религия меня окружала. Но приход в православие я вскоре начал воспринимать как некое допущение, чтобы найти иное «другое» или «истинное» христианство. Не находил я прибежища ни в христианских духовных практиках, ведь оставалось множество вопросов к христианской догматике, на которых мне так и не смогли дать внятных ответов. Я пытался найти следы «истинного христианства» в апокрифах, читая всё, что было доступно из них. Я также изучал кумранские свитки, «дамасский документ» и литературу о них и, наверное, они также оказали определённое влияние, в том числе и на мой выбор, показавшись более похожими на то, чем должно было быть раннее христианство, от которого практически не осталось следов.
Наконец, я попытался начать изучать арианство, как то направление, которое давало наиболее рациональное объяснение природы Иисуса (мир ему), но тут же я понял, что и от этого направления христианства остались только отрывочные воспоминания его оппонентов и просто отсутствуют источники. Тем не менее, христианский же период, в котором я также ознакомился с иудаизмом, уже укрепил меня в том, что только авраамические религии несут «печать Божью», что надо искать вот «где-то здесь». То есть обращение к какому-нибудь буддизму, даосизму или кришнаизму было исключено. Это и подтолкнуло меня к знакомству с Исламом, как логического, как мне казалось на тот момент, продолжения авраамической традиции. В Исламе же я вскоре нашел ответы на все вопросы, после чего у меня уже не осталось «белых пятен».
Хотя, надо признаться, и в Исламе я далеко не сразу смог остановиться на каком-то из его направлений. Но, тем не менее, в определённый момент я понял, что считать себя кем-то иным, кроме как приверженцем Ислама, я больше не могу и иного пути, как стать мусульманином, у меня нет. Но окончательную точку я поставил тогда, когда стал совершать пятикратную молитву и соблюдать пост в месяц Рамадан. Именно с того дня, когда я начал читать намаз, я веду отсчет своему пребыванию в Исламе.
— А как на это отреагировало Ваше окружение, близкие люди? В связи со своим религиозным выбором сталкивались ли Вы со стереотипным отношением к себе? Было ли предвзятое отношение со стороны коллег в научном сообществе?
Это был достаточно длительный период. Потому для близких это не было громом среди ясного неба. Конечно, для них бы было более комфортно, если бы я стал, например, христианином или агностиком, но и мой выбор они считают не вправе как то осуждать или критиковать. Тем более, мои близкие придерживаются разных религиозных взглядов: есть христиане, агностики, атеисты.
Что касается коллег, то не могу вспомнить, чтобы возникали какие-то проблемы из-за моего вероисповедания. Возможно, конечно, я что-то не знаю и этот фактор где-то сказался, но как минимум мне об этом ничего неизвестно. Ну и плюс я стараюсь лишний раз не афишировать, что я мусульманин. Это не значит, что я это скрываю. Скрывать свою принадлежность к Исламу недопустимо, но и создавать неудобства постоянным напоминанием о своей идентичности и о необходимости всем окружающим учитывать мои религиозные особенности также считаю скорее вредным. В то же время, находясь на том или ином мероприятии, я мог спокойно узнать у коллег, где бы я мог прочитать намаз и мне всегда предоставляли помещение для этого. Иные коллеги мне привозят соответствующие сувениры из исламских стран. Вот недавно коврик для намаза привезли.
— Что, на Ваш взгляд, лежит в основе исламофобских настроений? Есть ли они сегодня в России? Если есть, то, на Ваш взгляд, это частные проявления или тенденция, которой сознательно способствуют?
Собственно есть и тенденция, и отдельные проявления за рамками этой тенденции. Основа исламофобии в России, как и во всем мире, одна и та же (собственно сам перевод слова «исламофобия» об этом говорит): это страх перед Исламом или боязнь Ислама и мусульман.
От концепции создания и раскручивания образа внешнего врага в интересах устойчивости власти пока ещё никто не отказался. Ислам и мусульмане вполне дополняют образ России в этом качестве в США и на Западе и, наоборот, в России дополняют образ США и Запада. Основа же исламофобии — это, естественно, манипулирование страхами населения перед угрозами терроризма или мусульманской миграции. У последней две составляющие — страхи перед банальной преступностью и опасения за потерю национальной или цивилизационной идентичности в будущем.
Концепции какой-то традиционной или исторической исламофобии, присущей тому или иному государству или народу, я считаю, как минимум, спорными. Тем более, что основы современной исламофобии совсем другие, которых в том же 19 веке просто не существовало.
Так, часто именно фактор мусульманской миграции определённые силы используют для разжигания антиисламских настроений или им же обусловливают те или иные ограничения. В России, например, можно часто столкнуться с таким мнением, что-де вот татары наши «родные» мусульмане и к ним никаких вопросов, пусть и мечети у них будут и т.д. Но к приезжим отношение совсем другое. Так и проблемы со строительством мечетей опять же увязываются с миграцией, что для приезжих мечети строить не нужно, а для «своих» мусульман мечетей, якобы, достаточно.
Естественно, что и правительства неисламских стран различными способами пытаются «приручить» мусульман, где-то кнутом, где-то — пряником, где-то и тем, и тем. Но суть одна — слепить из мусульман некую лояльную массу, придав ей нужную форму. Где-то разрешая многое из внешних проявлений, обязывают мусульман признать те же права за иными меньшинствами, например сексуальными, то есть, ставя их один ряд и увязывая права свободы одних с правами и свободами других. Порождением такого подхода является известная американская женщина-конгрессвумен Ильхан Омер, которая конечно внешне имеет все «атрибуты» мусульманки, но именно она инициирует анти-шариатский законопроект, направленный против Брунея.
Где-то пытаются действовать исключительно кнутом, загоняя мусульман в резервации и отказывая в элементарных религиозных правах. Сейчас мы это наблюдаем в КНР.
В России все зависит от субъекта Федерации. Где-то мусульмане могут чувствовать себя достаточно если не комфортно, то приемлемо (Москва, Петербург, Татарстан). Есть в России и один субъект, где практически, пусть и неофициально, практикуются некоторые исламские нормы: запрет алкоголя и т. п. Но есть регионы, такие как, например, Ставрополье или Краснодарский край, где все гораздо хуже. Именно представители этих регионов стали поднимать тему о запрете хиджабов. Безусловно, это именно результат исламофобии, страхов перед мусульманским населением республик Кавказа, с которыми этими регионы граничат. Но проблема как раз в том, что подобные инициативы лишь усугубляют неприязнь, вместо того, чтобы ее сглаживать.
— Есть ли в русской ментальности то, что делает Ислам близкой религией? На Ваш взгляд, чем Ислам может привлечь русского человека?
Ислам — религия всего человечества, потому эта вера близка ментальности любого народа. По большому счету, да простят меня русские с татарами, между менталитетами этих народов нет существенной разницы, ведь они весьма близки культурно. Не посвящённый в детали человек вряд ли отличит русскую сельскую избу от татарской. Потому, конечно, исламская культура гармонично вписалась в просторы Северной Евразии и если в каком-нибудь русском селе заменить деревянную церковь на деревянную мечеть, какие можно встретить в татарских селах, все это будет смотреться очень гармонично и естественно. Поэтому, для русских мусульман считаю более полезным не обращаться к каким-то далёком боснийцам, а более пристально посмотреть на татар, как на более близкий культурно народ, пусть и не славянский, но который по сути в своём современном виде и формировался в едином пространстве и одновременно с русским народом, но на исламском фундаменте. Проще говоря, если хотите представить, как бы выглядело русское село, чьи жители несколько сот лет назад приняли бы ислам — посмотрите на татарское.
— Вы являетесь ярким представителем русского сегмента Уммы мусульман и к Вам часто обращаются как к эксперту, поскольку Вы можете объяснить процессы, которые происходят сегодня на Ближнем Востоке. Расскажите о Вашем взаимодействии с официальными мусульманскими структурами и сообществами России. Как вы представлены в научном сообществе?
Да, я даю консультации по ситуации на Ближнем Востоке. Тем более, если ко мне обращаются представители официальных исламских структур России, то я готов им оказывать содействие. Естественно я не буду взаимодействовать с теми, кто занимает откровенно антиисламские позиции и интересы которых лоббируют всем известные и явные исламофобы. Но такие и сами вряд ли ко мне обратятся.
— Скажите, как политолог, что значит Ислам для России в политическом измерении? Каковы расхождения и точки соприкосновения?
Про роль исламского фактора в формировании России можно говорить долго, ведь это отдельная большая тема. Также сложно говорить о том, что именно означает Ислам для России в политической измерении. Наверное, здесь более уместно коснуться внешнеполитического аспекта и отношений России и исламского мира. Исламское измерение всегда присутствовало во внешней политики России. Достаточно вспомнить неоднократные обращения в конце 19 века Султаната Ачех на Суматре к Российской Империи с просьбами принять в свое подданство, что говорит о том, что многие мусульмане рассматривали «русского падишаха» и как правителя мусульман, то есть Санкт Петербург пытался именно так себя позиционировать перед исламским миром.
В современной истории показательным является то, что периоды активизации исламского измерения внешней политики активировались, когда сама Россия была в конфликте с теми или иными силами, действующими под исламскими флагами. Как минимум ставилась задача не допустить конфликта и сгладить углы противоречий с ведущими исламскими государствами.
Так, первый период сближения России с исламским миром происходит на фоне Второй Чеченской кампании. Именно к этому периоду относится визит и выступление Путина на заседание ОИК и получение Россией статуса наблюдателя в этой организации. Тогда же прошел первый визит Президента РФ в Саудовскую Аравию и т.д. Тем не менее, тогда Москва не смогла закрепить подобное сотрудничество с исламским миром и придать ему долгосрочный характер, институционализировать его. Вскоре же произошел откат, который совпал и с введением различных ограничительных мер в отношении деятельности различных российских мусульманских структур внутри самой России.
Вторую попытку сближения России с исламским миром мы наблюдаем сейчас и она, как и первая, стала итогом противостояния с силами, действующими под исламским флагом в Сирии. В данном случае, можно говорить об определенной институционализации этого возвращения России на Ближний Восток, в частности, оно уже позволило России запустить «астанинскую тройку» с Ираном и Турцией, вывести на новый этап взаимодействия свои отношения не только с Ираном, но и с Турцией, Саудовской Аравией, Египтом, ОАЭ. Росси смогла стать игроком на ливийском поле, где Россия по сути участвует в рамках коалиции государств Залива и Египта, поддерживающих Хафтара, но одновременно может разыгрывать ливийскую карту и с Анкарой и т.д. Сложно сказать, как это скажется на отношениях к Исламу внутри России, пока какой-то их серьезной либерализации не отмечается, хотя и о каком-то ужесточении речь также не идет.
Все это говорит о наличии точек соприкосновения между Россией и исламским миром. Это и малый исламский саммит в Малайзии, который состоялся на днях. Это, конечно, попытка противостоять гегемонии США, для чего мусульманским государствам необходимо диверсифицировать свои связи. Это —возрастающие недоверие иных государств, как КСА или ОАЭ, к США как к союзнику и гаранту их безопасности, что заставляет их также искать иных партнеров в сфере безопасности.
— Тема политического Ислама сегодня у многих на слуху. Как бы Вы охарактеризовали политический Ислам? Кем он представлен сегодня в мире и какова его роль?
Политическим Ислам по сути представлен теми же силами, которые его представляли изначально. Это — последователи Банны, Кутбы, Маудуди, конечно к этому добавился хомейнизм, в орбиту которого втягиваются и многие сунниты. Все нынешние исламские движения, выступающие с позиций политического ислама, так или иначе являются последователями того, что заложила эта тройка. Собственно все попытки создать нечто новое на поле политического ислама по сути не является чем то новым. Даже если мы обратимся к Эрдогану, которого также многие считают исламистом, то, опять же, здесь мы видим те же идеи, восходящие с мусульманскому братству, хотя они формировались на иной почве. Поэтому, как говорится, сколько бы местных сетей фаст-фуда а-ля Макдональдс не открыли бы на Ближнем Востоке, все равно там вместо гамбургера получается кебаб. Так и здесь: все попытки создать нечто новое на поле политического ислама сводятся к продолжению идей той или иной его ветви, заложенной Банной или Маудуди с Кутбом.
Другое дело, что сейчас проходит поляризация направлений политического ислама. То есть условные кутбисты теперь превратились в Аль-Каиду, ИГ (организации запрещены в РФ) и близкие им структуры и уже по сути перестали представлять политический Ислам, где вся политика ограничивается войной. При том что и в плане вероубеждений все эти силы так или иначе опираются на недждийскую догматику. Поэтому, это уже чистый салафитский джихадизм, который, наверное, стоит отделять от остального спектра политического ислама и исламизма.
В то время как иные силы, которые представляют политический ислам все больше превращаются в исламских демократов и в данном случае я имею ввиду аналогию с немецкими христианскими демократами ХДС и ХСС.
Собственно те же самые братья-мусульмане в Тунисе, Марокко, Алжире, Иордании или Кувейте и т.д. действуют в коалициях вместе с иными партиями, в том числе и вполне светскими. Эти партии сейчас в большей степени нацелены на сохранение исламской идентичности, без того, чтобы завтра же вернуть все положения шариата в полном объеме. И именно такой подход находят более широкую поддержку масс. Видимо в этом направлении и будет развиваться политический ислам, превращая «братьев-мусульман» и близкие им идеологически движения в «исламских демократов».
— Как должен развиваться политический исламский дискурс в России? Какие есть основные проблемы? На Ваш взгляд, какова перспектива развития исламской политической мысли в России?
Пока, конечно, говорить о формировании некой политической силы, выступающей от имени мусульман России, не приходится. Исключено это и в обозримой перспективе и не столько из-за запрета формировать партии по конфессиональному признаку, сколько из-за того, что все исламские движения так или иначе будут связаны с национальными или же будут являться их частью. Исламский дискурс скорее также будет развиваться по этим национальным ячейкам со своими особенностями. Другое дело, если будет создано общероссийское политическое движение, в которое вошли бы и национальные движения. Нечто подобное «Отечеству» в формате 2.0. В этих рамках мог бы развиваться и какой-то общероссийский проект в интересах всех российских мусульман.
— Бытует мнение, что мусульманам следует сейчас абстрагироваться от политики. Во многом это связывают с неудачами политических мусульманских сообществ. Насколько справедлив подобный тезис? Какую именно роль играет политика в Исламе и совместима ли сегодня, на Ваш взгляд, политика и религия вообще?
Как минимум такое мнение вполне имеет право на существование, тем более есть соответствующие хадисы на этот счёт. Естественно, я имею ввиду участие в политике немусульманских стран. В данном случае, сам мусульманин должен отдавать себе отчёт, сможет ли он, во-первых принести пользу, а не нанести ущерб, в том числе и имиджу мусульман и Исламу и не перейдёт ли ту черту, когда его деятельность будет служить чуждым интересам. Как минимум такой подход более безопасный.
С другой стороны, если мусульманин действительно считает, что может принести пользу, имеет надлежащий духовный стержень, соответствующие знания и способности, авторитет и не только со стороны мусульман, то, конечно, он может участвовать в политической жизни. При этом, такие мусульмане могут оказаться в разных лагерях, посчитав более правильным взаимодействие с одной партией или политической силой.
— Поговорим об Исламе и светскости. Очень часто можно услышать подобное: «У нас светское государство и никаких хиджабов с мечетями здесь быть не должно!» Звучит этот сомнительный тезис как от ярых исламофобов, так и от людей, обманутых подобными лозунгами. Что бы Вы им ответили? Какая модель взаимодействия общины мусульман с обществом и государством была бы идеальной?
Проблема, во многом, в толковании определения «светское государство». Но все-таки более точное понимание, что «светское» означает «мирское», где религия отделена от государства. То есть светское государство — это то государство, которое не отдаёт предпочтение ни одной религии, а не навязывает некую идеологию «светскости» с соответствующим дресс-кодом. Тогда уже «светскость» сама превращается в эрзац-религию, вступая во вражду с иными религиями. Поэтому, я не вижу в самой концепции светскости какие-то оснований для запретов хиджабов.
— Как Вы оцениваете перспективу развития русского исламского сообщества? Чувствуете ли Вы себя его частью?
Я надеюсь, если на то будет воля Аллаха, что количество русских мусульман будет возрастать или, как минимум, оно закрепится на определённом уровне, а сами русские мусульмане будут стремиться выдвигаться на ведущие места в жизни и деятельности мусульманского сообщества не только РФ, но и всей исламской Уммы. Для этого есть все предпосылки.
Что касается моего отношения именно к русскому исламскому сообществу, то я все-таки больше отношу себя к сообществу московских мусульман, куда входят представители разных народов. Но, естественно, я принадлежу к Умме мусульман и одновременно являюсь и представителем русского народа, которому также желаю всех благ этого мира и процветания.
— Какой бы Вы совет дали русским мусульманам сегодня?
Укреплять такву, получать знания, как исламские, так и научные. Стараться занять видное место в своём деле, если, конечно, оно благое, будь то предпринимательство, наука, правозащитная или религиозная деятельность.